Вскоре не остается даже признаков огненно-оранжевого жара, исходившего изнутри дома. Теперь это залитое водой сооружение с провисшими перекрытиями, от которого все еще валит едкий дым. Пожар был тщательно спланирован и умело инициирован, но пожарные ведь находились всего лишь в четверти мили от места пожара, когда тот начался!

— Здесь чисто! — раздается в моих наушниках чей-то крик. — На первом этаже чисто!

Они имеют в виду, что нет людей — ни живых, ни мертвых. И нет никакой опасности.

Подвал. Готова поспорить, что огонь не затронул подвал.

— Оставайся… здесь, — говорит мне Букс через свой противогаз, повернувшись ко мне.

Подчиняясь, я делаю шаг назад.

Букс исчезает в черном дыме, окутавшем дом. Огня уже нет, но жар такой сильный, что я чувствую его даже сквозь каску и щит.

«Помни о том, где ты должна находиться, — говорю я себе. — Ты не должна соваться туда, в этот дом. Ты, может так получиться, принесешь там больше вреда, чем пользы. Ты можешь провалиться под пол, и им придется тратить драгоценное время на то, чтобы спасать тебя. Так что там тебе не место».

Но ведь я уже надела костюм пожарного — огнеустойчивые и прочные сапоги, куртку и штаны, — а также противогаз с кислородным баллоном и каску с защитным щитком. А еще у меня есть пуленепробиваемый щит. Зачем они мне все это дали, если не хотят, чтобы я заходила внутрь? Я жду пять минут и затем захожу в дом.

Сквозь дым почти ничего не видно, но мне, как и всем остальным агентам, известно расположение помещений: я видела чертеж этого этажа. Я вдыхаю чистый кислород из баллона, продвигаясь вперед в густом дыму. Концентрирую свое внимание на полу, особенно сильно пострадавшем от огня. Обугленные обрывки газет валяются повсюду и порхают в воздухе, словно конфетти и серпантин после торжественного проезда знаменитости по улицам города, которыми с высоких зданий осыпают кортеж машин. Идти по этому дому сразу после пожара небезопасно, но я не первый и даже уже не десятый человек, который в него зашел. Стоять в стороне и терпеливо ждать — это не по мне. Я знаю, что, если буду продолжать идти прямо по главному коридору, мимо кухни и мимо спален, я выйду к двери подвала.

Я нахожу эту дверь и открываю ее. На лестнице, ведущей вниз, в подвал, дыма нет. Я начинаю спускаться по лестнице. «Там уже с десяток агентов, не меньше, — говорю я себе. — Каким бы крутым ни был наш субъект, он не сможет справиться с десятью агентами. Правильно?»

Я дохожу до конца лестницы и поворачиваюсь. Основная часть подвала не до конца приведена в порядок: мрачные бетонные стены и полы. Я вижу тут водяной отопительный агрегат, установку для умягчения воды, стиральную машину и сушильный аппарат в одном углу, а еще скамью для занятий со штангой гантельного типа и гири — в другом.

А дальше виден длинный коридор с дверями по обе стороны. Агенты резко открывают каждую из них и забегают в помещения, держа оружие перед собой. До меня доносятся крики «ФБР!» и «Федеральные агенты!». Я снимаю противогаз и продвигаюсь вперед по коридору по мере того, как агенты проверяют одну комнату за другой.

— Везде чисто! — кричит один из агентов Буксу.

Тот кивает и разочарованно смотрит по сторонам. Когда он замечает меня, у него уже нет моральных сил на то, чтобы выразить недовольство. Он просто пожимает плечами. Весь дом, включая первый этаж и подвал, уже проверили.

«Куда ты подевался, Уинстон Грэм?»

Я иду обратно в основную часть подвала — туда, где находятся бытовая техника и спортивные снаряды. Там в углу я замечаю серый металлический шкаф высотой почти с меня, с двумя дверцами и висячим замком, который не закрыт, а просто висит на одной из петель.

Для такого педантичного человека, как Уинстон Грэм, это почти официальное приглашение.

— Сюда! — кричу я. — Посмотрите здесь!

— Отойди, черт возьми! — бурчит Букс, хватая меня за руку и отдергивая назад.

Затем он поспешно показывает пальцем на шкаф. Агенты приближаются к нему со всех сторон. Один из них снимает с петель замок. Затем агенты одновременно хватаются за ручки дверей и распахивают их.

Внутри шкафа все так же, как и в любом другом шкафу. Три полки, две из которых абсолютно пустые. На третьей — центральной — что-то лежит.

Небольшая стопка листов бумаги.

Обвязанная фиолетовой тесемкой.

— Это, черт возьми, что такое? — спрашивает Букс, подходя к шкафу и бросая взгляд на верхний лист. — Что это еще за «сеансы Грэма»?

92

Уже светает, небо над нами светлеет, предвещая наступление дня, но пока еще довольно темно. Мы едем по шоссе в обратную сторону, сидя в крытом грузовике спецназа, используя пол кузова в качестве стола и раскладывая на нем листки обнаруженной стопки. Напечатанный на них текст содержит размышления серийного убийцы, которые сам он назвал «сеансы Грэма». Они все пронумерованы — в общей сложности их двадцать два — и датированы. Похоже, он записывал свои разглагольствования на один из тех современных высокотехнологичных диктофонов, которые автоматически преобразуют звучащие слова в печатный текст.

И вот уже все «сеансы Грэма» разложены на полу грузовика. Сначала мы эти записи просматриваем. У нас еще будет время на тщательный анализ его слов и фраз, и потратим мы на это далеко не один день.

Сейчас же мы просто ищем какие-нибудь зацепки относительно того, где этот монстр может скрываться. Поэтому я, быстро пробегая глазами по содержащемуся на этих страницах отвратительному самовосхвалению и циничной браваде, которой он сопровождает описание пыток своих жертв, ищу что-нибудь такое, что дало бы мне какую-нибудь подсказку…

— Мэри! — громко говорю я.

Некто по имени Мэри упоминается в записи «сеанса» номер двенадцать, а именно разговор с женщиной в каком-то баре. А затем эта Мэри снова и снова фигурирует в последующих «сеансах». Ей даже уделяется все больше и больше внимания с каждым новым эпизодом, который я читаю. Он испытывает к ней какие-то чувства. Он открывается ей. Он начинает терзаться из-за нее. Он постепенно влюбляется в нее.

Мэри — барменша, посещающая курсы в колледже и пытающаяся избавиться от алкогольной зависимости. Но какая у нее фамилия? Где она живет? Нам что, придется по всей Пенсильвании разыскивать женщину по имени Мэри?

Затем мы замечаем, что он дает слабину после того, как осознает, что мы уже подбираемся к нему. Самовосхваление все еще прорывается в его разглагольствованиях то там, то сям, но он явно начинает нервничать. Постепенно он теряет уверенность в себе, хотя и пытается убедить себя — и нас, — что этого не происходит.

Как он поступит по отношению к Мэри?

— Нам необходимо ее найти, — бормочу я.

Букс подносит портативную рацию ко рту.

— Как там у нас насчет собак, отыскивающих человеческие останки?

— Собаки здесь, — раздается из рации чей-то голос. — Мы начнем с его приусадебного участка и затем отправимся в лес за домом. А еще мы прямо сейчас направим агентов прочесать его.

— Давайте читать дальше, — говорит мне Букс. — Где-то должна всплыть еще какая-нибудь подсказка.

Однако я уже почти все прочла, но больше ничего не обнаружила. Читая запись «сеанса» номер двадцать один, датированную вчерашним днем — то есть воскресеньем, когда он улизнул от нас на стадионе «Форд Филд», — я почувствовала, что Грэм теряет самообладание. Хорошо. Замечательно. Однако после его последних произнесенных в тот день слов у меня мурашки бегут по коже.

«Она знает слишком много».

— Он собирается ее убить, — говорю я.

А затем я дохожу до последней записи, датированной сегодняшним днем, то есть первым октября.

93

Я не… я не хотел этого для тебя, Мэри. Я не хотел этого для нас. Ты должна мне поверить. Пожалуйста, скажи мне это — скажи, что ты веришь тому, что я сейчас говорю. Все это время я лгал тебе. Лгал самому себе, убеждая себя, что с тобой я мог бы быть другим и что все могло бы быть по-другому. Но, пожалуйста, поверь мне сейчас. Пожалуйста, поверь мне, что, если бы я встретил тебя раньше, все было бы по-другому и я изменился бы. Я знаю, что изменился бы. Изменился бы ради тебя, Мэри.